В новом выпуске шоу «Гадзіннічак цікае» политический аналитик Артем Шрайбман отметил: он не думает, что россияне как-то генетически не склонны к демократии. Но «при нашей жизни» Россия останется в своем сегодняшнем состоянии или в состоянии 1990-х годов — ни один из этих вариантов не является функционирующей демократией, заявил аналитик. А была ли вообще соседняя с нами страна когда-либо демократической? И если да, то насколько долго? Как это влияет на ее теперешнее развитие? «Зеркало» разобралось в этих вопросах.
Монархия, в которой ни демократии, ни парламентаризма
Искать в древних европейских монархиях демократию немного наивно. Разумеется, территория современной России, где правили князья, опиравшиеся на бояр и дружины, не была исключением. Но почти все современные европейские страны теперь демократические (к сожалению, одно из исключений — Беларусь). А вот в России время словно остановилось.
Почему так получилось? Одной из точек отсчета можно считать монгольское иго, утвердившееся на части современной территории России в ХIII веке и продолжавшееся до 1480 года. При нем в русских городах продолжали править русские князья, признавшие власть монгольского хана. Тот давал им ярлыки (грамоты), позволяющие властвовать в своем или чужом княжестве. Также ханы могли судить князей и их чиновников. Русские княжества выплачивали монголам налоги, часто участвовали в военных операциях Орды.
Наиболее удачно в новую систему встроилось Московское княжество. Неоднократно использовав силы монголов для нейтрализации своих соперников, оно во многом сформировалось под влиянием монгольской деспотии и авторитаризма.
В истории России имелись свои развилки, она вполне могла пойти по другому пути развития. Одну из альтернатив Москве предлагали Новгород и Псков. Остальные русские земли были феодальными княжествами, а эти города — республиками, своеобразными аналогами городов Ганзейского союза и Италии (Генуи и Венеции). Новгород и Псков также платили дань монголам, но не подверглись разорению. Их бояре занимались предпринимательством, торгуя с Европой. Но в конце ХV — начале ХVI века обе республики насильственно включили в состав Московского государства.
Казалось бы, в то время западноевропейские страны также были монархиями, и речи о демократии там не шло. Но постепенно в них появлялись органы сословно-представительской власти (например, английский парламент). В России с середины XVI до конца XVII века периодически созывались аналогичные учреждения — Земские соборы. Но, по сравнению с Англией и Францией, они появились с опозданием. Если в Западной Европе эти институты формировались в процессе политической централизации (а потому стали естественной частью существующей политической системы), то в России это произошло, когда период раздробленности уже ушел в прошлое. В отличие от европейских «парламентов», Земские соборы создавались сверху, не имея длительной предыстории и опоры в лице местных сословных собраний.
Жесткие реформы царя Петра I, которые он проводил в начале XVIII века, поставили на Земских соборах крест. Как отмечали историки, «армия и флот работали для Петра действующей моделью идеальной общественной организации, устроенной в соответствии с идеями „регулярства“ (речь о регулярной армии. — Прим. ред.) и служения „общественному благу“. „Регулярному“ государству предшествовала регулярная армия. Управленческие новации, опробованные в войсках, применялись в сфере гражданского регулирования». При такой модели Земские соборы были не нужны. Россия окончательно свернула в сторону абсолютной монархии, в которой власть царя ничем не ограничена, и находилась там на протяжении последующих двух веков.
Уже в XVIII веке предпринимались попытки ограничить власть монарха в пользу небольшой группы людей. Например, в 1730-м члены Верховного тайного совета — высшего совещательного учреждения Российской империи — пригласили на трон Анну Иоанновну, племянницу Петра I. Ей предложили подписать «Кондиции», ограничивавшие ее власть в пользу этого совета. Но та, воспользовавшись случаем, порвала документ и, как и ее предшественники, стала самодержавной императрицей.
На протяжении ХVIII–XIX веков представители российской элиты периодически разрабатывали и пытались реализовать многочисленные проекты по ограничению самодержавия. Так, в 1770-е была разработана конституция Фонвизина — Панина.
В начале ХIХ века конституционные проекты предлагал реформатор Михаил Сперанский, близкий соратник императора Александра I. Парадокс, но этот правитель предоставил собственные конституции двум частям своей империи: Финляндии и Царству Польскому (занимало часть территории современной Польши). А вот для своей страны сделать это так и не решился.
Хотя еще один его соратник, Николай Новосильцев, разработал проект, по которому в России создавался бы выборный парламент с законодательными полномочиями, утверждалось бы равенство всех граждан перед законом, неприкосновенность личности и собственности, гражданские свободы и федеративное устройство.
Свои проекты разрабатывали декабристы — члены тайных обществ, которые попытались прийти к власти в неразберихе, случившейся после смерти Александра I и перед воцарением его брата Николая I.
Пожалуй, наиболее близкой к реализации была «Конституция Лорис-Меликова», которую в 1881 году предложил высокопоставленный чиновник, глава Министерства внутренних дел Михаил Лорис-Меликов. Несмотря на громкое название, идея была следующей: в России должен был появиться представительный орган власти, в который входили бы временные подготовительные комиссии из чиновников, общая комиссия из чиновников и избранных от губерний. Они должны были заниматься исключительно подготовкой отдельных законопроектов под контролем министров. Некоторые избранные члены общей комиссии могли бы стать членами Государственного совета — законосовещательного органа при императоре.
Александр II согласился с такой идеей, но реализовать ее не успел: в том же году император пал жертвой покушения беларуса Игната Гриневицкого. Сын реформатора, ставший его преемником, отменил даже эту робкую попытку преобразований и отправил их инициатора в отставку. «Слава богу, этот преступный и спешный шаг к конституции не был сделан, и весь этот фантастический проект был отвергнут в Совете министров весьма незначительным меньшинством», — написал он на докладе Лорис-Меликова.
В XIX веке большинство европейских государств все еще были монархиями. Но постепенно в большинстве из них — даже в достаточно консервативных Германской империи и Австро-Венгрии — возникали парламенты, которые становились частью политической жизни и общественной культуры. Власти привыкали к наличию оппозиции и смирялись, что с ней необходимо было договариваться.
В России не было и этого. В ХХ век эта империя вступила без традиций как демократии, так и парламентаризма. При этом проекты преобразований, о которых шла речь выше, в большинстве случаев публично не обсуждались и оставались предметом дискуссий узкого круга элиты.
1917-й: анархия и свобода
Первый парламент — Государственная дума — появился в России лишь в 1905 году: это была уступка властей в условиях начавшейся тогда революции. Думы первого и второго созыва оказались достаточно радикальными и критиковали власти. В итоге спустя два года император изменил избирательный закон без согласования с Думой. В историю это событие вошло под названием «Третьеиюньский переворот» и символизировало собой окончание революции.
Новые правила обеспечили увеличение числа лояльных монархии депутатов. Но последующие десять лет парламент работал, в его составе присутствовали оппозиционеры, что сыграло важную роль в событиях 1917 года, когда в стране вспыхнула новая революция.
Вечером 26 февраля (11 марта по новому стилю) в условиях антивоенных митингов и забастовок власти приостановили деятельность Госдумы четвертого созыва. Но на следующий день в Петрограде (теперь Санкт-Петербург) началось вооруженное восстание. В этих условиях депутаты собрались на заседание, в результате чего был сформирован Временный комитет членов Думы, который возглавил спикер парламента Михаил Родзянко.
1 (14) марта на расширенное заседание Временного комитета Думы пришли представители Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Тогда и был согласован состав первого Временного правительства, о формировании которого было объявлено на следующий день. Его возглавил князь Георгий Львов (позже его сменил Александр Керенский). Тогда же, 2 (15) марта, император Николай II отрекся от престола.
С этого момента можно начинать отсчет первого периода, когда Россию можно считать демократической страной. Но, как говорится, был нюанс. В начале марта Временное правительство приняло программу, согласованную с исполкомом Петроградского совета. Вот ее пункты:
«1) Полная и немедленная амнистия по всем делам политическим и религиозным; в том числе: террористическим покушениям, военным восстаниям, аграрным преступлениям и т.д.;
2) Свобода слова, печати, союзов, собраний и стачек, с распространением политических свобод на военнослужащих в пределах, допустимых военно-техническими условиями;
3) Отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений;
4) Немедленная подготовка к созыву, на началах всеобщего, равного, тайного и прямого голосования, Учредительного собрания, которое установит форму правления и конституцию страны;
5) Замена полиции народной милицией с выборным начальством, подчиненным органам местного самоуправления;
6) Выборы в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования;
7) Неразоружение и невывод из Петрограда воинских частей, принимавших участие в революционном движении;
8) При сохранении строгой военной дисциплины в строю и при несении военной службы — устранение для солдат всех ограничений в пользовании общественными правами, предоставленными всем остальным гражданам».
Эти решения были благом для Беларуси, поскольку создавали условия для развития национального движения в нашей стране. Недаром в следующем, 1918 году была провозглашена независимость Беларусской Народной Республики. А вот для России решения оказались неоднозначными.
Американский исследователь Ричард Пайпс так комментировал эту программу в своей книге «Русская революция»: «Самыми пагубными были пункты 5 и 6, которые единым махом сметали губернскую администрацию и полицию <…>. Органы местного самоуправления — то есть земства — и городские советы, которые должны были заменить их, никогда не несли административной ответственности, да и не были к тому приспособлены. В результате — мгновенно охватившая страну анархия. <…> Никогда ни одна революция, ни до, ни после 1917 года, не производила такого опустошительного разгрома административного аппарата».
По мнению историка, «едва ли менее вредоносными были пункты 1 и 7. Конечно, демократическое правительство не могло содержать в заточении или ссылке политических деятелей, осужденных за их убеждения. Но всеобщая, без разбору амнистия, распространявшаяся и на террористов, привела к тому, что Петроград кишел самыми крайними радикалами, возвратившимися из Сибири и из-за границы. <…> Когда англичане задержали [одного из будущих лидеров большевиков Льва] Троцкого в Канаде на пути из Нью-Йорка в Россию, за него заступился и добился его освобождения [министр иностранных дел Павел] Милюков. А Временное правительство снабдило въездными визами [лидера большевиков Владимира] Ленина и его сподвижников, возвращавшихся из Швейцарии и не скрывавших намерений уничтожить это правительство. Получалось, что правительство само дало волю врагам демократии <…>. И, наконец, позволяя частям Петроградского гарнизона держать оружие и препятствуя отправке его на фронт, новое правительство не только уступило большую долю власти над 160 тыс. солдат, но и пригрело в столице озлобленную и вооруженную крестьянскую массу, которую его враги не преминули повернуть против него же».
За 1917 год Россия пережила период двоевластия (власть Временного правительства и Исполкома Петроградского совета), затем с июля во власти утвердилось уже одно Временное правительство, которое в ноябре свергли большевики. Казалось бы, определение демократии (политический строй, при котором верховная власть принадлежит народу) было реализовано на все 100%. Тогда именно улица влияла на решения руководителей страны, хотя они, в свою очередь, старались максимально манипулировать солдатскими, рабочими и крестьянскими массами.
Однако все эти события происходили на фоне продолжавшейся Первой мировой войны (Временное правительство отказалось прекращать боевые действия), непроведения реформ, в том числе аграрной (их откладывали до периода после проведения Учредительного собрания), резкого усугубления экономического кризиса и абсолютной управленческой анархии.
Законы того времени откровенно не действовали. Например, правительство продолжало войну. Естественно, с этической точки зрения это решение было аморальным (люди продолжали гибнуть из-за конфликта, в который ввязался еще монархический режим). Но с государственной его, казалось бы, надо было выполнять. Тем не менее солдаты дезертировали с фронта десятками тысяч. Структур, способных заставить их воевать, или возможностей наказать за неповиновение не было.
Вся логика событий подсказывала, что дело закончится диктатурой — левой или правой, представители которой наведут порядок. В августе 1917 года началось выступление промонархистского генерала Лавра Корнилова, которое, однако, провалилось.
После этого маятник резко качнулся влево: популярность большевиков резко увеличилась. Еще недавно они представляли собой достаточно маргинальную политическую силу, теперь же стали хедлайнерами политического процесса и вскоре — в результате Октябрьской революции — пришли к власти. Учредительное собрание было созвано уже после этого, и его быстро разогнали. Большевики установили свою диктатуру.
В целом события 1917 года стали временем абсолютной свободы. Но назвать тот период в истории России однозначно демократическим сложно.
От краха Союза до штурма Белого дома
Второй шанс на демократию у России появился спустя семь десятилетий, когда советский генсек Михаил Горбачев начал осторожные реформы. Верховный Совет — по сути, парламент — существовал и до этого. Однако выдвинуться на выборы самолично потенциальный кандидат не мог — это должна была сделать либо партия (а в СССР легальной была одна — КПСС), либо общественная организация (а все такие организации в СССР контролировались КПСС). Выходило, что, по сути, выдвинуть кандидата на выборы в Верховный Совет могла лишь компартия — и никто другой. Поэтому в бюллетени в подавляющем числе случаев попадал лишь один кандидат — согласованный «наверху».
В 1988-м было изменено законодательство, по которому вводились выборы на конкурентной основе. Теперь кандидаты могли самовыдвигаться без всякого участия КПСС, появилось право вести агитацию, а сами кандидаты смогли выступать со своей программой в СМИ, на участках для голосования появилось независимое наблюдение.
Все это, конечно же, сразу не сделало голосование в СССР примерным и абсолютно демократичным. Так, на выборах делегатов Съезда народных депутатов в 1989 году примерно на четверти участков все еще оставалось по одному выдвиженцу. На первом этапе сохранялось и так называемое предвыборное сито в виде окружных предвыборных собраний, на которых партия имела возможность отсеять неугодных кандидатов. У КПСС был и своеобразный лимит в виде гарантированных мест для членов общественных организаций (которые по-прежнему почти полностью контролировались коммунистами). Однако в целом граждане СССР действительно впервые с 1917 года и выборов в Учредительное собрание получили настоящую возможность альтернативного голосования за кандидатов с разными точками зрения на ситуацию в стране.
На основе делегатов Съезда народных депутатов были избраны парламентарии обновленного Верховного Совета СССР. Это уже был полноценный парламент, утверждавший чиновников, вызывавший их с отчетами и так далее. При этом параллельно с парламентом в стране следующие два года продолжали существовать партийные органы. Именно они имели полноценную власть, хотя их влияние постепенно ослабевало.
В августе 1991 года консервативное окружение Горбачева попыталось осуществить переворот (те события стали известны как Августовский путч или путч ГКЧП). Он провалился, однако его следствием стало приостановление деятельности КПСС. Именно с того момента, с августа 1991 года, можно вести отсчет второго периода, когда Россия была демократической страной.
В следующие полгода СССР прекратил свое существование. В России уже были собственные органы власти, избранные демократическим путем. Еще при Союзе, в 1990-м, там (как и в других союзных республиках) прошли выборы в парламент. А в июне 1991-го россияне избрали президента — им стал Борис Ельцин. Именно тогда существовало классическое разделение властей.
Но, как и в первый раз, период демократии совпал с глубочайшим кризисом. Радикальные экономические реформы, проводившиеся премьером Егором Гайдаром, сопровождались резким ухудшением уровня жизни населения. Против этих инициатив возражало руководство Верховного совета РФ. Его лидер Руслан Хасбулатов объединился с вице-президентом Александром Руцким и выступил против Ельцина. Это привело к конституционному кризису, так называемому октябрьскому путчу 1993 года, завершившемуся вооруженными столкновениями в Москве. Во время них, только по официальным данным, погибли 158 человек, еще 425 были ранены.
Расстрел парламента из танков, произошедший во время тех событий, уже слабо ассоциируется с демократией. Но, к чести Ельцина, он не установил диктатуру. В том же 1993-м прошли выборы в Государственную думу (новый парламент). Они проходили честно, без нарушений. Блок «Выбор России» во главе с Гайдаром занял второе место. Первой стала партия популиста Владимира Жириновского, третьими — коммунисты. На выборах в Госдуму второго созыва, прошедших два года спустя, коммунисты уже были первыми и с того времени попортили немало нервов президентской администрации и лично Ельцину.
Однако существовал важный нюанс: была принята новая Конституция. Это произошло через два месяца после разгона парламента, а новый документ заметно усиливал власть президента (похожее, кстати, произойдет спустя три года в Беларуси). «Но при этом для Ельцина права человека все же не были пустым звуком. В результате конструкция получилась внутренне противоречивой (до степени антагонистичности): главы 1, 2 и 9 закрепляют демократические основы правления и постулируют незыблемость основных прав человека, а главы 3−8 создают крепкую основу для авторитарного режима правления», — объясняли юристы Елена Лукьянова и Илья Шаблинский.
Сложившуюся в России систему называли «сверхпрезидентской». Как отмечал политолог Григорий Голосов, от «обычной» президентской системы ее отличали несколько параметров:
- колоссальные законодательные полномочия президента, то есть право издавать указы («в „нормальных“ президентских системах такое право обычно отсутствует, а в России носит почти неограниченный характер»);
- значительные полномочия президента в области бюджетной политики, которая в большинстве президентских систем находится в полной компетенции парламента;
- президент обладает правом распускать парламент, что принципиально расходится с логикой «разделения властей», лежащей в основе классической президентской системы;
- парламент почти полностью лишен контрольных полномочий.
Лукьянова и Шаблинский обращали внимание на авторитарный перекос этой Конституции, который также проявлялся:
- в праве президента назначать главу правительства, игнорируя несогласие парламента;
- в его же праве отправлять правительство в отставку, не получая согласия Думы;
- в том, что Совет Федерации (верхняя палата парламента) не избирается, а «формируется» в порядке, который Конституцией не установлен;
- в том, что президент имеет право единолично формировать суды и корпус судейского начальства.
Кроме того, в 1994-м Конституционный суд лишили права оценивать конституционность законов по собственной инициативе.
«По большому счету, эта Конституция подходит только для авторитаризма», — констатировал Голосов.
В последующие годы (1993−1999) наблюдался переходный период. Россия еще оставалась относительно демократической страной, где существовала независимая пресса и была возможна критика властей. Но Ельцин чем дальше, тем больше поддерживал не реформаторов, а силовиков.
Однако в массовом сознании людей в России у власти все еще находились демократы. Народ связал их правление, а также дарованную сверху свободу с резким падением уровня жизни. А потому эту свободу не оценил и согласился с «закручиванием гаек» и репрессиями, гарантировавшими прежнюю стабильность. Когда после Ельцина к власти пришел Владимир Путин, в обществе существовал запрос на это, а также имелись все законодательные предпосылки. Так с демократией было покончено.
Таким образом, за всю свою историю в России не набралось и десятилетия, когда она полноценно была демократической страной. Краткий период с начала марта по начало ноября 1917 года сопровождался вольницей и всеобщей анархией. С августа 1991-го по октябрь 1993-го ее становление проходило в условиях строительства государственных институтов. В обоих случаях переход к демократии происходил после краха государственности, что вызывало отторжение у консервативной части общества.
Но заметим, что каждый такой непродолжительный эпизод давал шанс на перемены в Беларуси. Поэтому от того, когда появится третий шанс на демократию и воспользуются ли им россияне, вероятно, зависит в том числе и судьба нашей страны.
Читайте также
