Вторая мировая война во второй раз пришла на беларусскую землю 22 июня 1941 года. Первое пришествие произошло еще в сентябре 1939 года, когда Германия и СССР напали на Польшу и разделили ее в соответствии с секретным протоколом к пакту Молотова — Риббентропа. Повторный ее приход оказался гораздо более разрушительным и привел к огромным жертвам как для Беларуси, так и для СССР в целом. Почему так произошло? На 83-ю годовщину начала немецкого вторжения в СССР мы решили вспомнить малоизвестные эпизоды первых дней войны, в которых Красная армия в соответствии со своими довоенными планами пыталась наступать и «бить врага на его территории». Ведь именно в этих эпизодах кроется существенная часть ответа на вопрос о том, почему человеческие и материальные потери СССР и Беларуси в его составе во время войны против Германии оказались такими катастрофическими.
Как Советский Союз планировал воевать до начала войны с Германией
В сталинский период принципы сосуществования СССР, «первого в мире государства рабочих и крестьян», с остальными странами были очень противоречивыми. С одной стороны, власти твердили о том, что Советский Союз выступает за «мир во всем мире» и против «поджигателей войны». С другой — коммунистическая идеология пропитывала всю жизнь советского человека отчетливым чувством неминуемой и скорой «освободительной войны», которая должна будет принести свободу «закабаленным» рабочим и крестьянам других стран.
Программировать советских граждан на наступательную войну начинал государственный гимн. Современным беларусам сложно осознать это: даже те, кто не знает текст нынешнего государственного гимна полностью, наверняка помнят его первую строчку «Мы, беларусы, мірныя людзі…». Довоенный гимн СССР был совсем не таким. С 1922 по 1944 год в его роли выступал знаменитый коммунистический гимн «Интернационал». И эта песня открыто призывала советских граждан на «смертный бой» «голодных и рабов» против «старого мира»:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.
Как можно заметить, конечной целью для своих граждан гимн СССР обозначил установление нового мирового порядка. Напомним, что обе такие попытки в XX веке привели к началу мировых войн.
Идею экспансии мирового масштаба нес в себе и герб СССР. Если нынешний официальный герб Беларуси скромно содержит в себе границы нашей страны, то центральное место на довоенном советском гербе занимал весь земной шар, окрашенный в красный цвет. Все эти установки так или иначе отпечатывались в сознании советских граждан. Похожие идеи до сих пор можно услышать из уст некоторых постсоветских политиков — например, бывшего гражданина Советского Союза Владимира Путина с его известным «граница России нигде не заканчивается».
Разумеется, пропаганда готовила граждан к грядущему «освобождению» остального мира не только с помощью государственной символики. Приучало граждан к «нормальности» идеи территориальной экспансии на другие страны и советское искусство. Главный герой художественного фильма 1937 года «Великий гражданин», прообразом которого послужил партийный деятель Сергей Киров, с экранов кинотеатров и сельских клубов задорно и с огоньком рассказывал зрителям, что война — это хорошо и после нее СССР должен заметно расшириться: «Эх, лет через 20 после хорошей войны выйти да взглянуть на Советский Союз республик этак из тридцати-сорока! Черт его знает, как хорошо!»
В сети, кстати, нередко утверждается, что это видео — фейк, созданный с помощью монтажа (фильм позднее перемонтировали и фразу про войну из него убрали), однако эта цитата главного героя есть и в изданной в 1940 году книге «Великий гражданин: сборник материалов к кинофильму» (электронную копию издания можно найти в российской президентской бибилиотеке, цитата — на странице 74).
Напомним, что в 1937 году в составе СССР было 11 советских республик, а пятью новыми он прирос после полных или частичных захватов территории Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии и Румынии. Всего же в Европе того времени было около 30 независимых государств — чего как раз и должно было хватить для реализации планов кинематографического Кирова.
Готовили советских граждан к захватническим войнам не только идеологи и пропагандисты. Делали это и высокопоставленные чиновники — правда, иногда чуть более осторожно. Так, в 1936 году на митинге в Киеве народный комиссар обороны СССР (в современной терминологии — министр обороны) Климент Ворошилов произнес фразу «бить врага на его территории», которая стала одним из лозунгов Красной армии: «Если враг нападет на Советскую Украину, на Советскую Белоруссию или на другую часть Союза, мы не только не пустим врага в пределы нашей Родины, но будем бить его на той территории, откуда он пришел».
Условие предварительного нападения на СССР со стороны врага в этой речи Ворошилова не должно вводить в заблуждение. Официальная советская пропаганда никогда не признавала захватнические войны самого Советского Союза агрессивными — все они начинались якобы с провокаций и агрессий со стороны соседей (так, например, было с Финляндией). Похожим образом современная российская пропаганда пытается выставить справедливой захватническую войну против Украины.
Лозунг про разгром врага на чужой территории быстро был подхвачен пропагандой. В 1936 году советский поэт Василий Лебедев-Кумач написал слова для песни «Если завтра война» с такими нарративами:
Мы войны не хотим, но себя защитим,
Оборону крепим мы недаром,
И на вражьей земле мы врага разгромим
Малой кровью, могучим ударом!
Этот же тезис попал в Полевой устав Рабоче-крестьянской Красной армии 1939 года. Документ, который определял порядок ведения боевых действий сухопутных войск СССР в начале немецкого вторжения в СССР, прямо определял: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-крестьянская Красная армия (РККА) будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий. Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории».
Отметим, что до сентября 1939 года СССР просто не имел на своей западной границе сопоставимого по военной и экономической мощи противника. В таких условиях планы ведения войн исключительно на чужой территории выглядели вполне реалистичными. Но в августе 1939 года советский лидер Иосиф Сталин согласился разделить сферы влияния в Европе с канцлером Германии Адольфом Гитлером. Германия после этого решилась напасть на Польшу — в чем ее через две с половиной недели поддержал Советский Союз. Только после этого у СССР и Германии появилась общая протяженная сухопутная граница — как и сама возможность вести полномасштабную войну друг против друга.
К 1941 году Красная армия успела вторгнуться на территории всех европейских государств, с которыми СССР граничил в начале 1930-х годов. По мнению некоторых современных историков, долговременная стратегия СССР в отношении Германии мало отличалась от той, которую он осуществлял в отношении других своих европейских соседей. Так, польский и немецкий историк Богдан Мусял в своей книге «Поле битвы — не только Германия» опубликовал речь Климента Ворошилова на заседании Главного военного совета РККА в ноябре 1938 года, в которой тот называл главным врагом на западе именно Германию (с которой у СССР тогда еще даже не было сухопутной границы).
За несколько дней до начала немецкого вторжения в СССР, уже в июне 1941 года, Главное политическое управление РККА разработало проект директивы о задачах политической пропаганды в войсках. В нем политрукам и комиссарам предписывалось оправдывать наступательную внешнюю политику СССР и расширение его территории за счет соседей. И утверждалось, что такая политика уже «выразилась в освобождении Западной Украины и Западной Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины, в разгроме белофинской авантюры».
Честное понимание «интернационального долга» продемонстрировал в предвоенные дни один из главных партийных идеологов Андрей Жданов, который оправдывал агрессивную внешнюю политику СССР тем, что это — сильная страна: «Мы стали сильнее, можем ставить более активные задачи. Войны с Польшей и Финляндией не были войнами оборонительными. Мы уже вступили на путь наступательной политики».
Подведем итог: СССР в 1930-х — начале 1940-х годов был агрессивным государством, которое активно использовало свою армию для отстаивания своих интересов вне собственных границ. Его идеология, пропаганда, воинские уставы и военно-политическое руководство готовили граждан к ведению «хорошей» войны на чужой территории. И несколько раз успели реализовать эти планы.
Но 22 июня 1941 года что-то пошло не так. Впервые с момента создания СССР война с участием Советского Союза началась с нападения на него самого.
Отметим, что наличие у СССР каких-то намерений или даже планов ведения наступательной войны против Германии не снимает с последней даже части ответственности за нападение. Нацистская Германия тоже была агрессивным государством, успевшим к моменту атаки на СССР захватить значительную часть Европы. Хотя Гитлер называл одной из причин начала вторжения в СССР необходимость упредить враждебные действия со стороны «160 русских дивизий» на границе, нет документальных доказательств того, что нападение на СССР со стороны Германии было превентивной войной, призванной предотвратить советское вторжение. Вторжение нацистской Германии в СССР — это преступная агрессивная война, направленная на завоевание территории и порабощение населения.
Как довоенные планы пытались реализовать в первые дни войны
Итак, к июню 1941 года советское общество и Красная армия уже около двух десятков лет готовились пропагандой к войне «малой кровью» и «на чужой территории». Более того, в последние пару лет эти, скорее, теоретические тезисы дополнились практическими примерами. РККА без особых проблем оккупировала целых три балтийских государства, восточные регионы Румынии и Польши. Только в Финляндии не удалось обойтись «малой кровью» — в ней погибло 126 тысяч и получило ранения и контузии 246 тысяч советских солдат. Но и она велась «на чужой территории», часть из которой после окончания войны отошла к СССР.
При этом Красная армия просто не имела опыта ведения крупной оборонительной войны на своей территории. Более того, она не была к ней готова. Когда ранним утром 22 июня 1941 года такая война началась, это было полной неожиданностью для большинства ее солдат и офицеров. Почти везде немцы и их союзники быстро выиграли приграничные сражения с дезорганизованными советскими дивизиями и с большой скоростью продолжили двигаться вглубь советской территории. Почти, но не везде.
В некоторых местах советские командиры сумели прийти в себя и организовать прочную оборону. Классическим примером здесь может служить Брестская крепость. Правда, в условиях, когда свои с обеих сторон отступают или сдаются в плен, участь таких очагов обороны оказалась печальной: немцы их обходили, окружали и брали, что называется, измором. А в некоторых местах советские войска в первые дни войны и вовсе пытались реализовать свои довоенные представления о войне на «чужой территории». Правда, особого толку из этого не вышло.
Так, на самом юге Украины вторжению немецких и румынских войск противостояла Дунайская военная флотилия под командованием контр-адмирала Николая Абрамова. В первый день войны база флотилии в Измаиле непрерывно обстреливалась через Дунай с румынского берега. На второй день Абрамов решил привести в действие довоенные наступательные планы. В то время как вермахт стремительно продвигался на восток в Литве, Беларуси и в более северных районах Украины, Дунайская флотилия успешно высадила десанты в дельте Дуная, разгромила небольшие румынские гарнизоны и захватила несколько плацдармов на румынской территории. Их удалось удерживать до июля. Но в условиях, когда основные силы Красной армии быстро откатывались на восток, какого-то серьезного влияния на ход боевых действий эти успешные десанты не оказали.
А на севере следование довоенным наступательным планам и вовсе привело к появлению для Красной армии нового протяженного фронта — или как минимум предоставило противникам СССР очень веский повод для его открытия.
Дело в том, что 22 июня 1941 года вторжение Германии в СССР началось на фронте от Финского залива Балтийского моря до Черного моря. Севернее Финского залива СССР граничил с Финляндией, часть которой, как мы помним, он захватил в конце 1939 — начале 1940 года. Хотя для многих финнов война-реванш против СССР с целью возврата захваченных им территорий выглядела вполне справедливой, Хельсинки 22 июня не нарушил условий мирного договора годичной давности и не вступил в войну против недавнего агрессора. На территории страны находились немецкие войска, а бомбардировщики Германии с первых дней войны использовали воздушное пространство Финляндии для нанесения ударов по СССР (примерно, как российские самолеты и вертолеты атаковали через территорию Беларуси Украину на начальном этапе нынешней войны в Украине). Но армия Финляндии не вторгалась в СССР. Не позволила она сделать этого со своей территории и частям вермахта.
Тем не менее в неразберихе первых дней войны советское руководство решило хотя бы здесь реализовать свои наступательные довоенные планы. 25 июня советская авиация без объявления войны нанесла удары по финским аэродромам и городам, в том числе по столице Хельсинки. Даже в такой ситуации финны думали еще три дня, прежде чем решиться на полноценное вступление в конфликт. Только 28 июня финская армия вместе с расположенными на территории Финляндии немецкими частями пересекла государственную границу и перешла в наступление.
Нападение на Финляндию в условиях провального для СССР начального этапа войны имело катастрофические последствия для Ленинграда. Уже в сентябре 1941 года немецкие войска подошли к городу с юга. А финская армия быстро блокировала Карельский перешеек на подступах к бывшей столице Российской империи с севера. Без вступления финнов в войну немцы вряд ли вообще смогли бы осуществить полную блокаду города на суше, ведь он имел сухопутное сообщение с остальной частью СССР через Карельский перешеек, Кексгольм и Сортавалу, захваченные у Финляндии в 1940 году. Напомним, что во время блокады Ленинграда от обстрела, голода и болезней умерло более 641 тысячи жителей (возможно, и более 1 млн).
Красная армия пыталась воевать «на чужой территории» в первые дни войны и на других участках фронта. Так, вечером 22 июня к западу от города Рава-Русская во Львовской области пересекли границу две роты из состава 41-й стрелковой дивизии генерал-майора Георгия Микушева. Это неожиданное наступление даже вынудило немцев на этом участке ненадолго перейти в оборону. Но на общем катастрофическом для Красной армии фоне этот локальный успех остался практически незамеченным.
Почему подготовка к наступательной войне помешала Красной армии остановить немецкое наступление
С точки зрения военного искусства разгром кадровых соединений Красной армии в приграничных сражениях летом 1941 года выглядит очень странно. Уже после окончания войны в СССР упорно рассказывали о якобы имевшем место на тот момент тотальном превосходстве вермахта над Красной армией в численности армий и вооружении. Сталин, например, утверждал, что в июне 1941 года немецкая армия насчитывала в 1,9 раза больше личного состава, чем советская: 5,5 млн человек против 2,9 млн. А по танкам и самолетам преимущество якобы было еще большим (3712 немецких танков против 1800 советских, 4950 немецких самолетов против 1540 советских — правда, последняя цифра учитывала почему-то только самолеты «новейших образцов»).
На самом деле к началу войны у границы СССР с Германией и ее союзниками располагалось 190 советских дивизий общей численностью в 3,3 миллиона человек против 166 дивизий вермахта и его союзников общей численностью в 4,3 миллиона человек. То есть по численности личного состава Красная армия уступала противнику лишь в 1,3 раза. При прочих равных этого вполне должно было хватить для успешной обороны, под прикрытием которой СССР начал бы мобилизацию.
Но в том-то и дело, что «прочие» не были равными — техническое превосходство было на стороне Красной армии. По самолетам СССР имел более чем двукратное преимущество перед Германией и ее союзниками (10 743 против 4795). А по танкам — более чем трехкратное (15 687 советских танков против 4436 танков и штурмовых орудий).
Качественное превосходство Красной армии в технике было еще более серьезным. К началу войны у немцев на советско-германском фронте не было ни одного тяжелого танка — Красной армии противостояли 439 средних танков и около 3500 легких. В то же время у СССР в приграничных военных округах находилось 636 новейших тяжелых танков КВ, практически неуязвимых для танковых орудий немецких машин, и 1225 прекрасных средних танков Т-34.
Более того, Красная армия обладала еще одним серьезным козырем. Театр приграничных сражений был очень удобным для обороны — и крайне неудобным для ведения наступления. Здесь была очень редкая по европейским меркам дорожная сеть (что усложняло продвижение моторизованных немецких соединений). В центре театр военных действий разделяло на две части почти непроходимое для танков болотистое Полесье, а южнее часть советской границы проходила по удобным для обороны Карпатам.
Наконец, вдоль границы — и поперек направлений немецкого наступления — текло сразу несколько крупных рек: Неман, Двина, Березина, Прут, Днестр, Южный Буг, Днепр. Каждую из них можно было превратить в удобную опору для оборонительного рубежа, просто разрушив мосты. Еще один удобный рубеж обороны представляла собой линия укреплений на старой советско-польской границе — та самая «Линия Сталина», часть которой сейчас стала экспонатом историко-культурного комплекса между Заславлем и Радошковичами.
Почему Красная армия, обладая превосходством в вооружении и сражаясь на удобных для обороны территориях, потерпела тяжелые поражения на первом этапе войны? На этот вопрос не существует простого и однозначного ответа. Безусловно, огромную роль сыграли сталинские чистки в РККА, проведенные в 1937–1938 годах. Они буквально выкосили командирскую элиту Красной армии:
- из 476 комбригов, имевшихся в РККА в 1936 году, репрессировано было 247;
- из 201 комдива — 153;
- из 62 комкоров — 69 (это не ошибка — под каток репрессий попали и вновь назначенные в 1937–1938 годах комкоры);
- из 10 командармов 2 ранга репрессировано 14 (как и выше, это не ошибка);
- из пяти командармов 1 ранга — пять.
Очевидно, что обезглавленной армии воевать гораздо тяжелее, чем той, которой управляют опытные командиры. Среди других причин неудач Красной армии можно упомянуть немецкое превосходство в средствах связи и эффективности управления, недостаточную мотивацию многих советских бойцов и командиров.
Но одной из важнейших причин выглядит именно неподготовленность РККА к оборонительной войне.
На первый взгляд разница между подготовленной и неподготовленной к обороне армии численностью в 3,3 миллиона человек может показаться совсем неочевидной. Какая разница для армии-агрессора, против кого наступать? Для того чтобы лучше представить эту разницу, воспользуемся аналогией. И попробуем представить, к чему приведет атака какого-нибудь хулигана на двух очень похожих друг на друга людей с одинаковым телосложением и физической формой. Разница между ними будет лишь в том, что первый не готовится к самозащите, а второй подозревает о нападении, встал в боевую стойку и в последние несколько минут вспомнил все, что знал, о приемах самообороны. Финал таких схваток на основании только этой информации спрогнозировать сложно. Но очевидно, что как минимум их начало будет очень сильно отличаться. Хулиган имеет неплохие шансы свалить с ног неподготовленного к обороне человека уже первым ударом. Тогда как со вторым ему в любом случае придется повозиться — а возможно, и самому пропустить от него несколько ударов.
В военном искусстве действуют очень похожие принципы. Армия, которая готовится к обороне, занимает хорошо подготовленные позиции. Причем, если это возможно, не на самой границе, а поодаль от нее. Полоса между линией обороны и границей (предполье) очень важна для эффективной обороны: здесь еще до начала главных сражений можно выявить направления главных ударов противника, заставить его раньше времени развернуться в боевые порядки, растянуть его пути снабжения. Также предполье становится местом ведения партизанской войны против агрессора. На подготовленном рубеже обороны армия организует эффективные системы огня и снабжения, устанавливает минные и невзрывные заграждения, строит линии укреплений и закапывается как можно глубже в землю. А если позволяет время, то за первым рубежом обороны готовит на всякий случай еще один, дополнительный. Или несколько. Если армия действительно готовится к обороне, сопоставимому по оснащенности противнику понадобится как минимум троекратное превосходство для ее прорыва — что даже нашло отражение в воинских уставах.
Если же армия не готовится к обороне, ее разгром очень сильно упрощается. Еще хуже обстоят дела, если она сама готовится к наступлению. Для этого войска обычно стягивают прямо к границе — туда, где они оказываются в зоне поражения тактической авиации и артиллерии вероятного противника. Армия, которая готовится к войне на чужой территории, не разрушает мостов на реках на границе и в своем тылу, ведь они понадобятся ей самой для продвижения вперед и подвоза резервов и припасов. С этой же целью она не создает минных полей — а наоборот, снимает установленные ранее. Но все это здорово облегчает задачу ее противнику — если он ударит раньше.
Готовился ли сам СССР к скорому вторжению в Германию в тот момент, когда та напала на него сама? Ответ на этот вопрос скрыт среди миллионов засекреченных документов межвоенного и военного периода в Центральном архиве Министерства обороны РФ, которые российское военное ведомство до сих пор отказывается рассекречивать. С одной стороны, это может значить, что кремлевские власти действительно заинтересованы в сокрытии каких-то фактов и процессов, происходивших в СССР того времени. С другой стороны, очевидно, что без документальных доказательств предположения о подготовке советского вторжения остаются не более чем гипотезами, каких бы косвенных подтверждений для них ни собрали различные историки.
Однако очевидно, что власти СССР готовили свою армию и население именно к ведению наступательной войны на чужой территории. Можно допустить, что она могла начаться в ответ на настоящую немецкую провокацию или попытку вторжения (хотя до этого СССР прекрасно обходился в своих завоевательных походах и без таких поводов). Однако, как показали события лета 1941 года, эти планы оказались провальными. Огромные ресурсы, которые СССР вкладывал в вооружение Красной армии, оказались потраченными почти впустую. А ведь речь шла не только об энергоносителях и полезных ископаемых: за коллективизацию и индустриализацию, сделавшие возможным производство тысяч пушек, танков и самолетов, страна заплатила миллионами человеческих жизней.
Столкнувшись с реальным, а не мнимым ударом сопоставимого по силе противника, не подготовившаяся к обороне Красная армия не смогла защитить от вторжения войск нацистской Германии Беларусь, Украину и другие западные регионы Советского Союза. Темпы продвижения немецких войск на некоторых направлениях были такими, как будто там они почти не встречали сопротивления. В Кобрине и Березе немецкие танки были уже 23 июня, в Барановичах — 27-го, в Минске — 28-го, в Борисове и Бобруйске — 29 июня. Просчеты в советском военном планировании привели к тому, что с самого начала войны Беларусь оказалась под страшной немецкой оккупацией, унесшей жизни миллионов мирных жителей нашей страны.
Читайте также
