Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
Чытаць па-беларуску


Сегодня, 29 октября, годовщина «Ночи расстрелянных поэтов». В этот день в 1937 году во внутренней тюрьме НКВД в Минске были убиты более ста представителей белорусской интеллектуальной элиты. Позднее большая часть из них была посмертно реабилитирована советскими судами. Мы рассказываем об одном из этих людей — поэте Михасе Чароте. Он написал сценарий для первого белорусского фильма, возглавлял популярную газету и был близок к руководству страны, но после начала репрессий отрекся от своих товарищей, все потерял и в конце концов разделил их страшную судьбу.

Революционная юность и «Маладняк»

Настоящее имя писателя — Михась Куделько. Он родился в 1896 году в Руденске (теперь поселок Пуховичского района Минской области). День рождения оказался символическим: 7 ноября 1917-го — когда будущему поэту исполнился 21 год — случилась Октябрьская революция. Образование юноша получил в двухлетнем училище и Молодечненской учительской семинарии, которую в разгар Первой мировой эвакуировали в Смоленск. Этим периодом датируются и его первые собственные стихотворения (до этого он дополнял народные песни придуманными строчками). Юношу еще успели призвать в армию. Но в боевых действиях он не участвовал, служил в запасном полку.

Михась Чарот после окончания учительской семинарии, 1917 год. Фото: опубликовано в статье Виктора Жибуля (журнал "Роднае слова". 2011. № 11), commons.wikimedia.org
Михась Чарот после окончания учительской семинарии, 1917 год. Фото: опубликовано в статье Виктора Жибуля (журнал «Роднае слова». 2011. № 11), commons.wikimedia.org

В 1918-м Михась вернулся в Минск, в следующем году дебютировал в печати, взяв себе псевдоним Чарот. Свой выбор объяснял в одном из стихотворений.

Я пясняр лясоў, балота

І загонаў каласістых…

Мае песні — шум чарота

Па-над рэчкаю імглістай.

Мае песні — песні волі

Гімн паўстаўшых напрадвесні…

В 1920-м Чарот вступил в ряды белорусской компартии, искренне поддержав новую власть. Если до этого в его творчестве звучали национально-освободительные мотивы, то теперь вместо них появилась революционная патетика.

Хай загарыцца ўвесь свет багаты,

Дымам закрыецца неба…

Будуць ахвяраю людзі і хаты, —

Новае ўсё для нас трэба.

Многие из произведений Чарота нарочито декларативны: дело в том, что он часто выступал перед массовой аудиторией. Особенно перед красноармейцами.

Тема «огня» постоянно встречалась в его творчестве. Например, в 1922-м появилась поэма «Босыя на вогнішчы» — одно из самых известных произведений Чарота. Сквозной сюжет там отсутствовал, разделы были просто поэтической иллюстрацией к происходившим в Беларуси событиям: революции, немецкой и польской оккупациям. «Босые» в произведении были символом народа, «костер» — классовой борьбы. Для Чарота жертвы во время революции были неизбежными. Вот только знал ли он, что сам окажется в их числе?

В 1923 году шестеро литераторов — Андрей Александрович, Алесь Дударь, Анатолий Вольный, Адам Бабареко, Язэп Пуща и Михась Чарот, которому было всего 27 лет, — создали «Маладняк». Первоначально это был кружок при одноименном литературном журнале, который постепенно превратился в литературное объединение с филиалами в Москве, Витебске, Полоцке, Могилеве и других городах. Спустя два-три года число членов организации составляло 500 человек — фактически это была кузница писательских кадров в БССР.

«Але не ўсё так вясёлкава выглядала на самой справе, — писала исследовательница Татьяна Лаврик. — Актыў арганізацыі складалі некалькі дзясяткаў пісьменнікаў, якія гуртаваліся ў асноўным у Мінску пры часопісе „Маладняк“, а таксама па некалькі пісьменнікаў у правінцыі, бо не ўсе „маладнякоўцы“ былі літаратарамі. Гэта была хутчэй грамадска-палітычная, культурна-асветніцкая суполка, таму часта ў аб’яднанне залічваліся тыя, хто ніколі не пісаў і пісаць не збіраўся. Арганізацыя будавалася як партыйная ячэйка са сходамі, пратаколамі, ствараліся акруговыя філіі. Такім чынам, назіраўся масавы прыход у аб’яднанне моладзі з асяродку рабочых і сялян, іншы раз вельмі далёкіх ад літаратурнай творчасці».

Група беларускіх пісьменнікаў. Злева направа сядзяць: Макар Краўцоў, Францішак Аляхновіч, Змітрок Бядуля, Аляксандр Уласаў, Алесь Гарун, Янка Купала; стаяць: Альберт Паўловіч, Міхась Чарот, Уладзіслаў Галубок, Язэп Фарботка. Фота апублікавана Вячаславам Р
Группа белорусских писателей, 1920 год. Сидит крайний справа Янка Купала. Стоит второй слева (весь в темном) Михась Чарот. Фото опубликовано Вячеславом Ракицким в журнале «Спадчына» (1991, № 1), commons.wikimedia.org

Чарот был одним из лидеров «Маладняка», и это повышало его рейтинг в литературной иерархии.

Но организация в духе того времени ставила перед собой задачу реализовать «ідэі матэрыялізму, марксізму і ленінізму <…> у беларускай мастацкай творчасці». Литераторов с именами, которые ставили перед собой серьезные творческие цели, это — а также массовость организации, в которую попадали далеко не только писатели — не устраивало. В 1926-м «Маладняк» раскололся. Лучшие белорусские авторы создали литературное объединение «Узвышша». Руководителем новой организации стал прозаик Кузьма Чорный, его заместителем — драматург Кондрат Крапива. Среди других членов объединения были поэт Владимир Дубовка — неофициальный лидер «Узвышша» — и Змитрок Бядуля.

«Менавіта з 1926 года ў публічнай беларускай прасторы распачынаецца жорсткая літаратурная дыскусія, якая будзе доўжыцца ажно да 1929 года, пакуль бальшавікі не спыняць увогуле ўсе магчымыя дыскусіі. <…> Барацьба паміж двума аб’яднаннямі прымае часам недазваляльны характар: абодва бакі вінавацяць адзін аднаго ў адыходзе ад пралетарскай лініі, ва „ўхілах“ і „нацдэмаўшчыне“ (пропагандистские характеристики, которые в то время давали преследуемым в СССР людям. — Прим. ред.), пераходзяць на асобы, кпяць з магчымага і немагчымага, а часам наўпрост абражаюць удзельнікаў літаратурнага працэса — усё гэта горача, жорстка, наводмаш», — писали авторы книги «(Не)расстраляныя».

В конце концов Чарот сам в 1927-м вышел из «Маладняка», который оказался в кризисе, и через некоторое время вступил в Белорусскую ассоциацию пролетарских писателей.

Первый белорусский фильм и ушедшая к другу жена

В целом же двадцатые годы были временем, когда Чарот чувствовал себя на своем месте. Он активно печатался. В тот период (точнее, в 1918—1930 годах) был одним из самых публикуемых белорусских писателей. Лидировал Якуб Колас — общий тираж его книг составил 125,5 тысячи экземпляров, на втором месте находился Тишка Гартный, он же Дмитрий Жилунович — писатель, поэт и переводчик, а также общественный и государственный деятель (81 тысяча экземпляров). На третьем — Змитрок Бядуля — 77,5 тысячи экземпляров. За ними и шел Чарот. Его книги издавали 19 раз. Общий тираж составил 33 тысячи экземпляров, 20 тысяч из них — пьеса «Пастушкі. Данілка і Алеська» (1925).

В 1926 году на экраны вышел первый белорусский фильм «Лесная быль» режиссера Юрия Тарича. Сценаристом выступил как раз Чарот, литературной основой стала его повесть «Свинопас». В этой картине снялась актриса Анна Савич, которая стала первой женой поэта. Художник Евгений Тиханович, живший по соседству, так описывал их семейную жизнь: «Вельмі часта маладыя паэты збіраліся на кватэры ў Чарота, вядома, чыталі свае вершы, пілі гарэлку і позна ўначы шумна разыходзіліся. Валеры Маракоў і Анатоль Вольны — зусім розныя і па знешнасці, і па творчасці людзі. Зараз цяжка зразумець, хто болей цікавіў іх: сам Чарот ці яго жонка? Хутчэй, апошняя, бо назаўтра Чароціха прыносіла маёй матцы дэталі тае швейнае машыны, якую Чарот выкідваў праз акно пасля выбуху рэўнасці».

Поэты Анатоль Вольны и Михась Чарот (справа). Минск, 1925 год. Фото: marakou.by,commons.wikimedia.org
Поэты Анатоль Вольны и Михась Чарот (справа), Минск, 1925 год. Фото: marakou.by, commons.wikimedia.org

Считается, что эту ситуацию даже описал прозаик Михась Зарецкий в рассказе «Смерць Андрэя Беразоўскага». Его главный герой рассуждал так: «…У нас з ёй было зусiм мала супольных перажыванняў. Ёй было нудна, i яна шукала ўвесь час чаго-небудзь экстравагантнага. Яна казала, што здраджвае мне з другiмi мужчынамi проста з нуды, што тут няма нiчога глыбокага… Я мяркую, што можна будзе знайсцi другую жонку, хоць мо i не такую прыгожую».

В итоге Савич в 1929-м ушла от Чарота к Вольному — его другу, с которым поэт вместе основывал «Маладняк» и которого принимал в гостях. Сам же Михась позже женился второй раз. Его новой супругой стала Ефросинья Дадыко, у которой было три дочери от предыдущего брака. «Женщина милая, но действительно не красавица», — комментировала его выбор писательница Людмила Рублевская. В 1937 году Дадыко была арестована как «член семьи изменника Родины» и попала на 8 лет в лагерь, где и погибла.

Но пока карьера поэта развивалась успешно. В 1927-м он ездил за границу, что свидетельствовало о полном доверии к нему со стороны власти. Чарот посещал Париж и спектакль в Гранд-опера.

Михась Чарот. Фото: Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства
Михась Чарот. Фото: Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства

Не в последнюю очередь на возможность зарубежных поездок влиял статус Чарота. В 1924-м он стал членом Центрального исполнительного комитета БССР (руководитель ЦИК Александр Червяков был одним из самых влиятельных политиков межвоенного времени). А в следующем году — главным редактором белорусскоязычной газеты «Савецкая Беларусь».

По словам исследовательницы Анны Северинец, которая изучала прессу того периода, Чарот был абсолютно белорусскоцентричным, национальноцентричным писателем и редактором: «Рэдакцыя „Савецкай Беларусі“ хацела паказаць, што беларусы не свіныя пастушкі: яны могуць сваімі сіламі рабіць вартую, выключна беларускую газету. Праз гэта газета ўвесь час канкурыравала са „Звяздой“. „Савецкая Беларусь“ — выключна беларускі праект, а „Звязда“ — праект маскоўскі. Сама яе назва — сымбаль дэкаратыўнай беларушчыны, якой і дамагаўся Сталін. „Звязда“ сядзела на маскоўскіх датацыях, друкавалася на добрай белай і шчыльнай паперы. „Савецкую Беларусь“ утрымліваў беларускі ўрад: газета выходзіла на тонкай жоўтай паперы, вымушана была зарабляць на рэкламе, падпісцы, каб мець грошы. Прадавалі ў тым ліку абрэзы — даўгія палоскі паперы, якія застаюцца пасля нарэзкі газет у друкарні».

По словам Северинец, газета печатала репортажи о зарубежных поездках своих корреспондентов — причем в них не было никакой агитации. В издании размещались последние новости о западных научных достижениях (например, о скоростных поездах, медицинских приборах, инженерных находках). «Таксама было багата дыскусій. Рэдакцыя ішла на тое, каб усе бясконца сварыліся, выказвалі розныя меркаванні, асабліва па творчых і нацыянальных пытаннях. Таму на старонках газеты можна знайсці такі бульбасрач, што проста захапленне», — рассказывала исследовательница.

Репрессии и нож в спину бывшим товарищам

Но на рубеже десятилетий из Кремля подули другие ветра. В мае-июне 1929 года в Минске работала группа из Москвы, которую возглавлял партийный чиновник Владимир Затонский. Группа сделала вывод об активизации белорусского национализма. О «Савецкай Беларусі» Затонский и вовсе написал, что издание стало гнездом национал-демократов и белорусских национал-шовинистов.

Чарота уволили. Газету спустя три года закрыли. Название передали русскоязычному изданию «Рабочий» — ее переименовали в «Советскую Белоруссию» (современную «СБ. Беларусь сегодня»). В 1937—1938 годах почти вся редакция «Савецкай Беларусі» будет репрессирована.

Но предыдущая волна репрессий началась еще на рубеже десятилетий. В 1930-м сотрудники спецслужб придумали несуществующий «Союз освобождения Беларуси». В руководстве организацией обвиняли первого президента Академии наук БССР Всеволода Игнатовского — он застрелился. Затем поэта Янку Купалу — тот тоже попытался совершить суицид, но его спасли в последний момент. Сотни других деятелей белорусской культуры арестовали. В том числе коллег-литераторов Чарота: одного из бывших руководителей БНР Вацлава Ластовского, классиков отечественной литературы Максима Горецкого и Владимира Дубовку и других.

Слева направо: поэты Алесь Дудар, Владимир Дубовка, Михась Чарот. Фото: Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства, TUT.BY
Слева направо: поэты Алесь Дударь, Владимир Дубовка, Михась Чарот. Фото: Белорусский государственный архив-музей литературы и искусства, TUT.BY

Приговор им еще не вынесли, как Чарот оперативно опубликовал стихотворение «Суровый приговор подписываю первым»:

Чаго хацелі вы? Якое мелі права

Крывёю гандляваць працоўных Беларусі?

Прыйшла на вас суровая расправа.

Перад судом віну прызнаць прымусім.

Всех адресатов стихотворения тогда посадили. На пике репрессий Ластовского и Горецкого расстреляли, Дубовку на долгие годы отправили в лагеря. Но жертвой репрессий, воспетых в стихотворении, стал и сам Чарот. Сложно сказать, спасал он в тот момент себя или искренне верил в то, что писал? Возможно, и то, и другое. Но еще до тех событий Чарот доказывал, что каждый коммунист должен оказывать помощь ГПУ (организация-предшественница НКВД).

В 1931-м поэта исключили из состава ЦИК БССР. Спустя год уволили с поста главного редактора журнала «Чырвоная Беларусь» (его он возглавлял после разгрома «Савецкай Беларусі»). После этого Чарот, имевший репутацию едва ли не живого классика, потерял все свое влияние. В тридцатые годы он был вынужден зарабатывать себе на хлеб консультантом в кабинете молодого автора Союза писателей. От литературы он также отошел.

Чарот стал выпивать, на что в том числе влияла не самая счастливая семейная жизнь. Ему пытались помочь: отправляли лечиться в санатории, приписали к одному из военных ведомств, чтобы позволить больше зарабатывать.

А в 1937 году наступил новый пик репрессий. В конце июля по приказу наркома (министра) внутренних дел СССР Николая Ежова началась операция по репрессированию «антисоветских элементов». Эта задача возлагалась на тройки, которые выносили приговор без привычного суда — обжаловать его было невозможно, а в исполнение решение приводилось сразу же. Эти органы состояли из трех человек: начальника местного НКВД, секретаря партии и прокурора. Тройку БССР возглавил лично глава НКВД Борис Берман — он подписывал и расстрельные списки. Для приговора достаточно было лишь признательных показаний самого обвиняемого. Чтобы их добиться, Берман позволил подчиненным применять самые изощренные пытки.

Конкретный пример приводил в дневнике классик белорусской литературы Кузьма Чорный: «У яжоўскай турме ў Менску ўвосень 1938 г. мяне саджалі на кол, білі вялікім жалезным ключом па галаве і палівалі збітае месца халоднай вадой, паднімалі і кідалі на рэйку, білі паленам па голым жываце, устаўлялі ў вушы папяровыя трубы і раўлі ў іх на ўсё горла, уганялі ў камеру з пацукамі». Спустя восемь месяцев его все же выпустили на свободу. А вот Чароту не повезло.

Арест, расстрел и весточка с того света

Поэта арестовали 24 января 1937 года в Минске — то есть еще до начала операции по репрессированию «антисоветских элементов». Осенью того же года в Москве был создан «Список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного суда СССР». В этом документе были и национальные разделы. В белорусский были включены фамилии 103 «врагов народа», осужденных к расстрелу, а также шести, которых предлагалось отправить в лагеря на десять и больше лет. Его подписали Иосиф Сталин, глава правительства Вячеслав Молотов и Владимир Цесарский, высокопоставленный сотрудник НКВД (спустя три года его самого расстреляют). В Минске местные чекисты дополнили этот список. В итоге в него попали 132 человека.

Среди них были 22 литератора. Например, Алесь Дударь первым перевел на белорусский язык поэму Пушкина «Евгений Онегин». Моисей Кульбак писал на идиш стихи и прозу. В последние годы появились переводы его романов «Панядзелак» и «Мэсія з роду Эфраіма» на белорусский язык. Среди других литераторов были Платон Головач, Василий Коваль, Василий Сташевский, Михась Зарецкий, который писал о личной жизни Чарота, Анатоль Вольный, к кому ушла его первая жена, Валерий Моряков, который ходил в гости к поэту, а также многие другие. В списке был и сам Михась Чарот.

Примечание: изначально в списке писателей была ошибка — в их числе мы назвали несуществовавшего автора Михаила Камыша, фигурирующего на сайте Национальной библиотеки Беларуси. Приносим читателям извинения за неточность. 

Михась Чарот. Фото опубликовано в статье Виктора Жибуля (журнал "Роднае слова". 2011. № 11), commons.wikimedia.org
Михась Чарот. Фото опубликовано в статье Виктора Жибуля (журнал «Роднае слова». 2011. № 11), commons.wikimedia.org

Всех этих людей расстреляли в ночь с 29 на 30 октября во внутренней тюрьме НКВД в Минске. Страшные события назвали «Ночью расстрелянных поэтов», поскольку они стали страшным ударом по белорусской литературе. Исследователь Леонид Моряков, племянник упомянутого выше Валерия Морякова, занимался изучением репрессий. Он подсчитал, что НКВД в то время уничтожил или отправил в лагеря более 90% белорусских литераторов (более 500 человек). От этого удара отечественная культура не могла оправиться долгие годы.

Речь шла о сознательном уничтожении белорусской элиты, ведь среди расстрелянных были ученые, врачи, общественные деятели, управленцы, работники системы образования, строительства, промышленности, торговли. Это Николай Денискевич — второй секретарь белорусской компартии, экс-ректоры БГУ Иосиф Кореневский и Ананий Дьяков, экс-глава белорусских профсоюзов Захар Ковальчук, нарком юстиции и прокурор БССР Максим Левков, а также Виктор Яркин — первый председатель белорусского ЧК (организации-предшественницы НКВД), который сам приказывал расстреливать людей.

В 1938-м в камеру, где до этого сидел Чарот, попал поэт Микола Хведарович. Он увидел на стене его стихотворение, выцарапанное чем-то острым, и пронес текст в своей памяти через все годы лагерей и ссылки.

Я не чакаў

І не гадаў,

Бо жыў з адкрытаю душою,

Што стрэне лютая бяда,

Падружыць з допытам,

З турмою.

Прадажных здрайцаў ліхвяры

Мяне заціснулі за краты.

Я прысягаю вам, сябры,

Мае палі,

Мае бары, —

Кажу вам — я не вінаваты!

Это была правда. Но невиновны были и те люди, на которых Чарот в 1930-м написал литературный донос. Почему он это сделал?

«Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов? Ежов? Абакумов с Ягодой (лидеры спецслужб. — Прим. ред.)? Ничего подобного. Их написали простые советские люди», — писал Сергей Довлатов в повести «Зона. Записки надзирателя».

Ежегодная акция памяти жертв сталинизма у стен КГБ. 2017 год. Фото: TUT.BY
Ежегодная акция памяти жертв сталинизма у стен КГБ в Минске, 2017 год. Фото: TUT.BY

Эту цитату часто используют сталинисты, чтобы обелить диктатора и переложить ответственность за репрессии на обычных людей. На самом деле все было куда сложнее — и виновны в ситуации в первую очередь были именно власти.

Об этом говорят и выводы, сделанные Довлатовым. «Означает ли это, что русские — нация доносчиков и стукачей? Ни в коем случае, — писал он. — Просто сказались тенденции исторического момента. Разумеется, существует врожденное предрасположение к добру и злу. Более того, есть на свете ангелы и монстры. Святые и злодеи. Но это — редкость. Шекспировский Яго, как воплощение зла, и Мышкин, олицетворяющий добро, — уникальны. Иначе Шекспир не создал бы „Отелло“. В нормальных же случаях, как я убедился, добро и зло — произвольны. <…> Человек способен на все — дурное и хорошее. Мне грустно, что это так».

Этими словами можно объяснить и действия многих белорусов, живших во время сталинского террора. Доносы действительно расцветают и множатся в подходящих условиях, в атмосфере потворствования им. Михась Чарот наверняка мог прожить другую жизнь, написать другие произведения и сделать куда больше для белорусской культуры, не занимаясь литературными доносами. Но такого шанса ему никто не дал.

Читайте также